Экскурсия по отделу этнографии музея "Археология, этнография и экология Сибири"  В этнографическом отделе музея представлена традиционная материальная и духовная культура народов Южной Сибири соответственно их хозяйственно-культурным типам: охотники, собиратели, ручные земледельцы – южные шорцы, западные хакасы, северные алтайцы; скотоводы и ручные земледельцы – телеуты, степные скотоводы – восточные хакасы; пашенные земледельцы – русские старожилы Притомья и переселенцы. Витрина «Многообразие культур народов Сибири»  На территории Южной Сибири с XVII в. по соседству с тюркоязычными народами проживали русские старожилы, что отразилось как на культуре автохтонного населения Сибири, так и русского. Этнографическая экспозиция открывается витриной с расположенными в ней макетами «Тюльберского городка» и русского казачьего острога. В 1997 г. археолого-этнографическая экспедиция Кемеровского госуниверситета обнаружила на высоком берегу Томи против устья левого притока Уньги остатки хорошо сохранившихся вала и рва земляного укрепления – городища. После детальных археологических раскопок было решено создать на месте городища экомузей под открытым небом «Тюльберский городок». Его основой является палеоэтнографический памятник – средневековое городище тюркоязычных притомских тюльберов нач. II тыс. н.э. с хорошо сохранившемся валом, рвом, остатками сгоревших построек и культовым жертвенником. Городище восстановлено с внесением элементов реконструкции и состоит из оборонительного вала с воротами и мостовой-перемычкой через ров, каркасной мастерской древних металлургов с плавильной печью, жилой землянки и культового жертвенника. По соседству с городищем размещен сибирский казачий острог XVII-XVIII вв. с полной реконструкцией его архитектурно-художественного образа. Крепостная стена включает аналоги башен различных сибирских острогов: 1) проездная башня – реконструкция сохранившейся и перевезенной в музей Академгородка башни Казымского острога; 2) одна из угловых башен, срубленная по проекту на основе раскопок 1997-99 гг. – башня Сосновского острога; 3) вторая угловая башня – реконструкция башни Томского города, воссозданная на основе графической схемы; 4) третья башня – копия выставленной в музее «Коломенское» северо-западной башни Братского острога. Острог включает: Никольскую проходную башню-ренторию, Спасскую казачью церковь – уменьшенную копию реконструкции церкви Мангазейского города, воссозданную в центре площади перед гостиным двором; Воеводский двор (дом, рубленный по аналогам XVII-XVIII вв., двухъярусный амбар, баня); приказную (съезжую) избу, усадьбу казачьего атамана Теплинского. Диорама «Юрта скотоводов»  Напротив макета средневековой крепости и острога представлена модель юрты скотоводов Южной Сибири, перешедших к концу XIX в. на оседлый образ жизни и заменивших переносное каркасное жилище на срубное стационарное. Бревенчатая 6-8, иногда 10-14-угольная юрта, рубилась из сосны и воздвигалась на каменном фундаменте. Коническая крыша покрывалась берестой, колотыми бревнами, лиственной корой. Посреди юрты располагался очаг от орны – углубление в земляном полу, обмазанное глиной, над которым стоял на треноге казан. Дым от очага уходил  в отверстие в крыше. Рядом с очагом, с правой стороны складывалась круглая каменная, обмазанная глиной печь кимеге с отверстием для топки со  стороны входа в юрту и двумя боковыми отверстиями для поступления воздуха. На печь устанавливался большой чашеобразный котел для приготовления пищи и алкогольного напитка араки. Над очагом располагались, упираясь в противоположные стены, две жерди хуртус для просушки кож, копчения мяса, сыра, сушки растений. Напротив входа у стены расположена деревянная кровать орган с войлочным матрацем, длинными подушками из овчины мехом внутрь и овчинным одеялом. Над кроватью на стене – войлочный или бархатный ковер, с жерди над кроватью свисала занавеска-покрывало кожеге из шелковой ткани. Пространство юрты делилось на две половины: слева от входа – мужская и правая – женская. В мужской стояли сундуки, над ними на полках располагались иконы, коробки, на вешалках – мужская одежда, огнестрельное оружие, конская упряжь. Вдоль левой от входа стены устраивались нары, стояла ступа с пестом, ручная мельница, веялка. Перед сундуками стояли скамейки и стол. Второй столик меньших размеров стоял в женской половине, в которой находился посудный шкаф с деревянной, медной, фарфоровой посудой. Здесь же на низких полках стояли кадки, бочонки, ведра, корыта, туеса, сковороды и прочая утварь. Рядом с кроватью устанавливалась детская люлька пебей. В настоящее время хакасская юрта сохраняется в качестве летнего жилища. Витрина «Женский костюм скотоводческого населения Южной Сибири»  Рядом с юртой расположена витрина, иллюстрирующая традиционную одежду скотоводов Южной Сибири – телеутов и хакасов. Легкая верхняя одежда телеуток имеет много общих черт с калмыцкой или западномонгольской, сформировавшись на протяжении долгого периода совместной исторической жизни с калмыками во время Ойратского владычества. В ее основе – длинная рубаха кунек туникообразного покроя, сильно расширенная к подолу за счет боковых клиньев чабу. Вырез ворота округлый, прямой пазушный разрез длиною до середины линии груди обшит шнурком тек, образующим с одной стороны петли для застегивания на пять-семь пуговиц. В верхней части платья изнутри до середины линии груди и спинки пришивалась подоплека из х/б материи. Рукав широкий, слегка зауженный к обшлагам. Непременное украшение платья – невысокий стоячий воротник чака. Берестяная или картонная прокладка держала его форму. На лицевой стороне с каждой стороны пришивались поставленные на угол берестяные или картонные квадратики акча, сплошь ушитые золотой или серебряной ниткой, либо шерстяными цветными нитками. Необходимым украшением рубахи был нагрудник тошток, состоящий из двух симметричных половинок, пришитых вдоль пазушного разреза. Для изготовления такого украшения два куска бересты обшивали с изнанки ситцем, а с лицевой стороны ярко-красным сукном. Вдоль края тошток украшали прямыми полосками серебряного или золотого галуна, а вдоль грудного разреза, совпадающего с прямым разрезом рубахи, с обеих сторон по прямой располагались такие же акча, что и на воротнике, эффектно выделяясь на алом сукне. Грудной разрез, как и на рубахе, обшивался ярким шнурком, образующим с правой стороны петли. На левой — пришивались сферические или овальные пуговицы, отлитые местными мастерами из серебряных или медных монет, либо изготовленные из покупных круглых бусин. В отверстие бусин продевался стерженек из медной проволоки, загнутый с одной стороны в петлю. Похожие пуговицы, как литые, так и изготовленные из бусин с аналогичным названием топчу бытовали у киргизов. Не исключено, что такие вещи первоначально приобретались на ярмарках у бухарских купцов, а позднее изготавливались местными мастерами-умельцами. Рубаху-платье подпоясывали поясом кур и носили со штанами чамбар аналогичного кроя с мужскими, только намного короче. В качестве легкой верхней одежды использовали не отличающийся от мужского по покрою телен. Для праздников имелся особый халат чиймек, сшитый из шелка на х/б подкладке.  Этот халат украшал наглухо пришитый к глубокому V-образному вырезу воротник, подчеркивающий парадность одежды своей яркой отделкой. По всей его длине нашивалась полоска парчи, отделанная черным кантом, перевитым золотной нитью; или великолепие фона воротника подчеркивалось окаймляющей его полосой галуна; концы украшались шелковыми кистями. Чиймек был короче рубахи и, надеваемый поверх нее, оставлял открытым подол, а глубокий V-образный вырез выставлял на обозрение богато украшенные воротник и нагрудник. Зимой женщины носили шубы тон из овчины, покрытые тканью и отороченные по вороту и обшлагам рукавов мехом выдры. Традиционная женская обувь мужчин и женщин была одинаковой – сапоги одук и калоши чарык, украшенные полосками темного и красного сукна и надеваемые с суконными чулками. Чулки закреплялись под коленом подвязками из цветной ткани, овальной формы, отделанными вдоль края кантом, с пришитыми к концам тесемками. Телеутские девушки и женщины носили в ушах серьги ызырга, чаще всего серебряные, реже золотые, позолоченные, медные – производства местных мастеров, иногда русских. Серьги были сложного рисунка, ажурные, по форме напоминали стилизованный цветок, опущенный лепестками вниз; на концах лепестков укреплялись подвески, характерные для среднеазиатских ушных и височных украшений. Более простая форма серьги – разомкнутое кольцо с подвесками из цепочек и бусин. Для изготовления украшений для кос использовали бисер, раковины каури, шерстяные и шелковые нитки, пуговицы, серебряные монеты, конский или женский волос и т.п. Прически и накосные украшения имели возрастное значение. Девушки заплетали волосы в нечетное количество кос и украшали их концы приплетками-накосниками чач пууш, изготовленными из конского или женского волоса, представляющими из себя пучок из множества косичек, унизанных раковинами каури, бусинами. С замужеством чач пууш заменялась специальным украшением тана – кружком из перламутра, кости или фаянса или серебряной монеты, крепившимся с помощью тесемок и цепочек к косам, которых теперь можно было заплетать только две, соединяя их. При этом кисть чач пууш делилась на отдельные косички, раздаваемые родственницам жениха. После смерти мужа женщина не имела права носить тана. Что касается головных уборов, то уже в начале ХХ в. отороченные соболем или мерлушкой шапки хранились в сундуках, а женские головы покрывал ставший привычным платок, появившийся под влиянием русских и ярмарочной торговли. В основе хакасского женского костюма – рубаха когонек длиною немного ниже колен, сшитая из покупных тканей: будничная из х/б, праздничная – из шелковых. Характерной особенностью женской рубахи качинцев были вышитые полики (наплечники) и пришитые подмышками ластовицы. Стан широкий, собранный у ворота и наплечников в мелкие складки. Отложной воротник с длинными заостренными концами застегивался на одну пуговицу у прямого пазушного разреза. Широкие рукава украшались манжетами с вышивкой. Зимой носили шубы тон на лисьем меху, покрытые тканью. Специальной одеждой замужних женщин была безрукавка сигедек, надеваемая поверх шубы. Она украшалась тесьмой и вышивкой. Поверх шубы и безрукавки замужние женщины носили полукруглое нагрудное украшение пого, сшитое из кожи и расшитое узорами, составленными из бисера, бусин, старинных монет и перламутровых пуговиц. Женщины носили украшения из серебряных старинных монет зерга, серебряные, золотые или медные кольца и перстни. Старинные кожаные сапоги были на многослойной подошве, без каблука и с загнутым носком. Обычными были кожаные сапоги на мягкой подошве. Женщины занимались ткачеством и вышивкой, было развито искусство аппликации по коже и войлоку. Орнамент вышивки был растительным, выполнялся тамбурным швом яркими шерстяными или шелковыми нитками. Старинные женские шапки, так же, как и у телеутов, в нач. ХХ в. заменяются платками. Диорама «Охота народов Сибири»  Расположенная напротив диорама знакомит посетителей с другим типом хозяйства – охотой. Природно-географические условия Притомья способствовали развитию преимущественно горнотаежного и лесостепного видов охоты у аборигенных насельников края и русских. Рельеф местности определил и выбор форм охоты. Как показывают материалы коллекций и сведения в научной литературе, охотничье-промысловые приемы автохтонов и русских в конце XIX – начале ХХ вв. во многом были схожи. Среди традиционных форм присваивающего хозяйства у аборигенного населения Притомья можно выделить основные: охоту, рыболовство и собирательство. Они имеют свои особенности, обусловленные спецификой окружающей среды, но в основном сходны с элементами присваивающего хозяйства соседних народов. Охотились круглый год. Каждая охотничья артель охотилась на определенном участке «своей тайги», лишь в исключительных случаях заходя на промысловую территорию соседнего рода. Промысел производился в два периода: осенний и зимне-весенний. Различались — малая охота по первому снегу до середины декабря и большая, продолжающаяся до начала марта. Это – продолжительные сезонные охотничьи периоды, кроме которых охотились весь год, отправляясь в тайгу на короткие сроки. Первоначально наибольшее значение имела загонная охота. По сведениям документальных источников в XVII в. основной техникой охоты у всех сибирских народов была стрельба из лука. Добываемая пушнина шла в качестве платежей в казну. Подавляющую часть добычи в кон. XIX – нач. ХХ вв. давала пассивная охота с помощью ловушек, позволявших при небольших затратах труда получать большую добычу. На белку, горностая и колонка применялась ловушка давящего типа (плашка), состоящая из насторожки и двух досок, верхняя из которых служила давком. Кулемами с ударом давка поперек спины животного добывали крота или медведя. Мелких пушных зверьков ловили черканом, у которого давок при срывании насторожки приводился в движение с помощью черемухового лука. Бурундуков ловили силками или убивали палкой, подманивая особым свистом. Зайцев и лис ловили на петлю с перевесом. На медведя ходили зимой «на берлогу» с ружьями. На крупных копытных устанавливали самострелы, петли из пенькового троса или отстреливали из ружей, подзывая специальными манками. Так, марала подманивали с помощью конусовидной трубы, подражающей крику самок. Использовали такой манок осенью во время гона, реже весной. Самок косули или марала подманивали с помощью кедровой трубы, подражающей крику детеныша. На копытных также устраивали засады, заранее рассыпая в определенных местах соль. Кроме того, маралы и косули попадали в замаскированные ямы. В начале ХХ в. охотники стали отдавать явное предпочтение кремневому или пистонному ружью и сам промысел стал носить товарный характер. Доминирующее значение получил пушной промысел. По зимней тайге передвигались на камусных лыжах. Камус – обшивка для лыж из шкурки с голени марала, оленя, а чаще лошади, не позволяющая при подъеме на гору лыжам скользить вниз. Рулем при спуске с гор служила универсальная деревянная лопатка каек, которой пользовались также для разгребания снега при постройке охотничьего балагана или установления капканов. Охотничье снаряжение, кроме дробовика составляли: переброшенная через плечо сумка с боеприпасами и ремень-портупея натруска с набором охотничьих принадлежностей (пороховницей из коровьего рога, кожаным мешочком для дроби и пистонов, костяными мерками и металлическими отвертками для ремонта ружья). На поясе висели: холщовый кисет или берестяная табакерка, курительная трубка и нож с ножнами. Сзади за поясом затыкался топор. Поклажу охотник тянул за собой на двухполозовых деревянных нартах или волокуше из лошадиной шкуры, перекинув через грудь тягловый ремень. Кроме того, для переноски продуктов промысла использовались зимой и летом заплечные мешки из кожи и шкур животных с пришитыми на манер рюкзака лямками. Для незапланированного ночлега строили временный жердчатый балаган из пихтовых стволов, приставляя их к раскидистому кедру. Землю внутри балагана, очищенную от снега, прогревали костром и застилали хвойными ветками. Сверху балаган заваливали снегом. Стационарная охотничья юрта была срубной. Вокруг нее каждое лето со стволов близрастущих деревьев снималась кора, после чего они засыхали и служили в качестве топлива. Рядом строился бревенчатый лабаз для провианта и инвентаря. На ночь охотники располагались в балагане по старшинству, подстилая под себя шкуры, по обе стороны костра, сложенного от входа до противоположной стены. Русские в Притомье также занимались охотой, используя опыт первых насельников – тюркоязычных тюльберов, русских казаков и чалдонов. Диорама «Хозяйство и быт шорцев» Быт таежных охотников передан через традиционное жилище шорцев – сенек. В конце XIX – начале ХХ вв. оно напоминает рубленую из бревен русскую избу: четырехугольное в плане, однокамерное, с двускатной крышей. Отличительной чертой является отсутствие потолка и отверстие в крыше над очагом для выхода дыма. Очаг кулеймазе устаивался у противоположной входу стены и представлял собой утрамбованную из глины площадку, на которой разводился огонь. Над очагом подвешивалась специальная жердь для котла. Традиционные занятия шорцев примитивным мотыжным земледелием, собирательством и домашними ремеслами – обработкой дерева и бересты характеризует расположенная на подиуме диорамы утварь: чашки айак, ковши омаш, берестяные короба куспак, ступа сак. Небольшие участки земли шорцы расчищали от кустарников топором и выжигали, обрабатывая затем почву мотыгами. Через 3-4 года земля без удобрений истощалась, участок забрасывали и переходили на новое место, Ячмень сеяли, разбрасывая его из туеса руками, после чего боронили привязанной к лошади бороной-корягой. По окончании полевых работ в начале июня участок огораживали от скота валежником. Во второй половине июня пашню пропалывали мотыгой-абылом. В сентябре колосья ячменя или пшеницы выдергивали руками, обрубая топором корешки или жали серпом. Связанные попарно в пучки стебли подвешивали на жердь, укрепленную на двух столбах. После просушки недозревшие колосья обжигали на костре и молотили деревянной колотушкой на коротком ремне токпак. Затем зерно очищали на ручной веялке саргаш, напоминавшей по форме широкий тонкостенный совок из дерева. Собранный урожай перевозили в кожаных мешках, навьючивая их на лошадей, и хранили в амбарах в деревянных ящиках-закромах или в лабазах в берестяных туесах. Недостаток продуктов питания шорцы, как и другое автохтонное население Сибири, восполняли собирательством – заготовкой съедобных растений. Массовым был сбор черемши или колбы, которую ели сырой, добавляли в похлебку. Собирали корни кандыка и саранки, дикий лук и чеснок, борщевик, полевой хвощ и др. Орудием для выкапывания корней кандыка и сараны служила корнекопалка озуп. Занимались собирательством исключительно женщины и дети. Значительную долю в растительной пище составляли ягоды. Роль чая выполняли листья малины и смородины. В таежной зоне Сибири был распространен сбор кедрового ореха, который до появления русских собирали исключительно для еды. Его толкли вместе со скорлупой, прибавляли в него талкана (ячменного толокна), меда и приготовляли из этой массы колобки, которые составляли лакомство. Сбор кедрового ореха к началу ХХ века приобрел товарный характер. Каждая семья имела свой промысловый участок тайги, где сооружался балаган и хранились все орудия промысла. Добывали орех, карабкаясь по стволам деревьев, сбивая шишки ударом колотушки по ветвям. Затем шишкам давали несколько дней дойти, чтобы отошла смола, после чего разминали их с помощью терок, просеивали в берестяных ситах с крупными ячейками и провеивали на ручных веялках. Партиями орех или увозили на вьючных лошадях, или складировали до зимы и вывозили уже гужевым транспортом. Обработкой дерева и бересты традиционно занимались мужчины. Из капа – нароста на стволе березы вырезали незатейливые чашки, блюда, корыта, сельницы. Мастерили ковши для воды и разливания жидкой пищи, ложки, курительные трубки. Из дерева делали основы седел, рукоятки ножей, плеток, пистонницы, мерки для пороха. Удобная в обработке береста использовалось для изготовления туесов, в которых хранили и сыпучие, и жидкие продукты. Их делали двухслойными. Нижний слой снимали весной или в начале лета с помощью деревянного молотка и ножа со ствола спиленной березы. На него накладывался верхний слой из прямоугольного куска бересты, гладкой изнанкой наружу, и, либо сшивался лыком одним-двумя вертикальными швами, либо соединялся «в замок». Верхний и нижний края стенок туеса укрепляли берестяными же ободьями. Часто вместо верхнего обода наружу отворачивали внутренний слой. Круглое дно и такая же крышка с ручкой вырезались из еловой или кедровой древесины с небольшим запасом. Дно вставлялось в распаренные края стенок, чтобы, высохнув, они плотно его сдавили, устранив малейшую щель. Крышку с ручкой в виде дужки из ивового прута плотно подгоняли под отверстие туеса, подрезая ножом ее края. Женщины занимались ткачеством, которое на рубеже XIX и ХХ вв. получило наибольшее развитие. От высушенных стеблей конопли руками отделяли волокна, которые скручивали пальцами в жгуты, смачивая их концы слюной и соединяли между собой, смягчая зубами. Срощенные таким способом волокна сматывали в клубок. Затем пряли волокна с помощью веретена, состоящего из сужающегося с одного конца деревянного стержня, на другой конец которого насажен круглый плоский камень. Ткали на горизонтальном ткацком станке. Готовый холст скатывали в рулон и отбивали палкой, придавая ткани мягкость и эластичность. Полученная ткань кендырь шла на пошив, рубах, штанов, халатов изготовление голенищ сапог. Выкроенные детали сшивали кендырными нитками, реже – сухожилиями марала. Воротники халатов жителей вышивали, используя несложный орнамент, где «шитье совсем простое – или крестики в одну нитку, или полоски, зашитые сплошь». Иногда вышивку дополняли аппликацией из ткани. Витрины «Хозяйственные занятия русских старожилов и переселенцев в Сибири» Экспозиция знакомит посетителей с отдельными элементами материальной культуры русских Притомья. В витрине представлены два комплекса женской одежды русских – северорусский – сарафанный и южнорусский – паневный. В конце XIX – нач. ХХ вв. для изготовления одежды употреблялись как ткани домашнего производства, так и купленные на ежегодных ярмарках. Это были яркие тонкие кашемиры, ситец, сатин, плис, тафта, атлас, среднеазиатская бумажная даба, тонкое сукно и т.д. На отделку одежды и вставки использовали бархат, манчестер. На ярмарках приобретались также пуговицы, ножницы, иглы, нитки, тесьма, различные товары для местных модниц – серьги, кольца, гребенки. Крестьянки европейской части России, переселявшиеся в уже обжитую Сибирь в XIX в., использовали для шитья как повседневной так и праздничной одежды, в основном, домотканое полотно – своедельщину. Они являлись непревзойденными мастерицами в изготовлении праздничных кружев и вышивки нарядных рубах. Старожилы с охотой покупали такие вещи. Основным сырьем для ткачества был лен. Сибирские крестьянки-чалдонки пользовались цельными лопатообразными прялками, характерными для северорусских губерний, под влиянием южнорусских переселенцев в их обиход вошли также составные прялки с гребнями. Нитки для тканья сучили вручную, с помощью выточенного местным мастером или приобретенного на ярмарке веретена. Ткали на горизонтальном стане – кроснах. Из льняных ниток изготавливали белый холст, ткали белые браные скатерти с одним утком. Часто сибиряки просто покупали у «рассейских мастериц» красивые домотканые полотна. Занимались старожилы и изготовлением изделий из шерсти, в основном овечьей. Из нее пряли нити и вязали, а также валяли обувь. Гончарством занимались, в основном, переселенцы, а чалдоны и местные «инородцы» покупали у них глиняную утварь. Культура предметов из глины позволяет сделать вывод, что посуда изготавливалась с помощью гончарного круга по технологии, свойственной жителям южнорусских губерний. Орудия для формовки посуды были просты, и основным инструментом служили пальцы гончара. Начиная работу, гончар сжимал кусок глины ладонями и, перебрасывая его с руки на руку, придавал ему форму шара, затем с силой бил им по центру верхнего диска гончарного круга. Непрерывно вращая круг ногой, мокрыми руками придавал куску глины желаемую форму и формовал внутреннее пространство сосуда. Для выравнивания стенок, загибания венчика и обработки дна и краев использовался деревянный ножик с тупыми краями и скругленной стороной. Готовую посуду срезали с круга тонкой медной проволокой, глазировали и обжигали. Витрина «Религиозные верования народов Южной Сибири» В конце XIX – начале ХХ вв. у народов Сибири сформировалась причудливая картина религиозного синкретизма. Еще не утратила своего значения вера в древних культовых духов и божеств, характеризующих глубинный пласт представлений народа, истоки которого уходят глубоко в эпоху родового строя и связанных с ним видов и форм изобразительной деятельности древнего человека. Самым древним по происхождению у тюрок Южной Сибири являлось почитаемое божество Умай, символизирующую покровительницу детей. Существовало представление о двух Умай: Умай-иче – добрая покровительница и Кара-Умай - злое божество. Символическое изображение – оберег в виде лучка со стрелкой, прикрепленной с кусочком заячьей шкурки к куску бересты – прибивалось к стене юрты или над колыбелью ребенка, как знак присутствия здесь женского божества Умай. Их делали при первом укладывании ребенка в колыбель (с приглашением шамана) и снимали, когда дети подрастали и уже не пользовались колыбелью. Это изображение «угощали» зернышками кедрового ореха, оставляемыми на ночь у изображения, кропили его талканом. У шорцев, живущих по Мрассу, наряду с этим встречалось и другое изображение — маленькая берестяная колыбель, которая выстилалась заячьим мехом и протыкалось либо стрелой (для мальчика), либо веретеном (для девочки) и тоже прикреплялась к стене юрты. Существовал еще и третий вариант – просто деревянная стрела, помещаемая в колыбель ребенка. Изображение Кара-Умай  делалось, обычно, в тех семьях, где часто не выживали дети, по случаю болезни ребенка, или для камлания, во время которого шаман крал душу ребенка из другой семьи и вбивал ее в женщину. Изображение Кара-Умай делалось из глины в виде человеческой фигурки, прикрепленной к деревянной дощечке, или в виде куколки, свернутой из грязных тряпок и положенной в деревянную колыбельку. Антропоморфные изображения домашних пенатов у шорцев назывались орекеннерами у телеутов – емегендерами, и обозначали предков по женской линии, которые считались родоначальницами, почитаясь как покровительницы домашнего очага и деторождения. Считалось, что они заботились о благополучии семьи, об увеличении рода, охраняли здоровье детей, домашний очаг и скот. Девушки, выходя замуж и покидая родительский дом, брали с собой и перевозили в дом мужа такие фигурки. Их «угощали» салом и маслом, хранили в мешке или в берестяной коробке на печке, на полке, под крышей дома или в амбаре. Наиболее древние по типу орекеннеры и емегендеры делались из шерсти и обматывались лоскутком пестрой ткани, иногда пришивались глаза. У телеутов существовало поверье о родоначальнице, бывшей шаманкой, тогда для эмегендера, олицетворявшего ее душу, изготавливался маленький бубен чалулар. Матерями эмегендеров у телеутов считались енекелер - лоскутки ткани с изображением девиц Ульгеня. Особо почитаемый древний дух огня От-ээзи у шорцев не нашел никакой формы материального воплощения, хотя до сегодняшнего дня сохранилось принесение ему жертвы во время погребального обряда. Телеуты в свадебном обряде сохранили изготовление глиняных очажков очок, возникновение которых может быть связано с бурханизмом, в котором почитание огня занимало огромное место, а в обрядах, связанных с огнем, использовались специальные жертвенники для возжигания вереска. Традиционно в научной литературе считается, что у бачатских телеутов знакомство с бурханизмом выразилось лишь в ряде обрядов, в которых призывались мифический Ойрот, Шуну и другие персонажи центрально-азиатского фольклора. По музейным коллекциям и полевым материалам, кроме сосудов для воскурения, присущих культовой практике бурханизма, у телеутов в бытовую жизнь прочно вошел бурханистский обычай привязывания около жилища березок с развешанными на них лентами. И по сегодняшний день телеуты частично следуют одному из учений бурханистов: “…каждое утро и каждый вечер брызгайте вверх и на все четыре стороны молоко”. Жертвенник из березок – сомо, на который кропят молоком для испрашивания здоровья и благополучия семье. В ряде других религиозных обрядов у шорцев и телеутов нетрудно проследить следы их давних контактов и ряд общих черт. Эротический обряд Кочо-кан у шорцев и Кучуган у телеутов обставлены одними и теми же атрибутами: берестяная маска, посох и деревянный фаллос. Большинство почитаемых аборигенами Сибири духов были охотничьими. Мелкие охотничьи духи принадлежали чаще всего отдельному роду, например, канатулар или канатыг. Более поздние по происхождению, территориальные  духи, имели антропоморфную форму и почитались целыми группами родов – шалыги, тайгамы,   у шорцев, курмуши у телеутов. Сборы на охоту у аборигенов сопровождались исполнением целого ряда религиозных обрядов. Шорцы приносили жертву покровителю охоты сарасу или колунаку (канатулару) – «хозяину колонка». Его перед отправлением на охоту вносили в избу или юрту, вешали на матицу или втыкали прут, на котором была привязана шкурка, в скамейку. Хозяину колонка брызгали вином. Иногда шкурка эта оставлялась висеть в жилище на все время, пока хозяин охотится». Шорцы верят, что дух-хозяин бежит вместе с охотником и мешает ему, перебегая дорогу, поэтому перед охотой его нужно обязательно задобрить, покормив саламатом. Хранили изображение колонка где-нибудь в амбаре или под крышей вместе с другими духами. В верховьях Мрассу и в юго-западной части Хакасии, населенной шорцами, охотничьим духом являлся тайгам. У шорцев их было два типа: так называемые двухголовые и одноголовые. Одноголовые тайгамы вырезались из дерева и имели антропоморфную форму с овальной головой, на которую обычно наклеивали кусочки меха – волосы, брови и усы. Нос чаще всего начинался у верхнего края головы, прямой и широкий, глаза – круглые, обозначались обычно медными пуговицами или пистонами, рот вырезался. У некоторых фигур отмечались ступни и признаки пола, пропорции тела нарушены. Во время устраиваемого перед охотой камлания, посвященного тайгаму, шаман брызгал на подвешенное к стене ружье абырткой. У шорцев среднего течения р. Кондомы охотники перед промыслом камлали шалыгу, который раньше был человеком, отчаянным и бесстыдным... Эрлик решил его наказать. Он поставил заряженный самострел. Шалыг попался в эту ловушку. Стрела ранила ему ногу и язык. От того он теперь мучает охотников болезнью — ломотой костей. Ему приносят в жертву кашицу. У телеутов похожее изображение с аналогичными функциями именуется курмушем. Существовал у аборигенов Притомья еще целый ряд оберегов, обеспечивавших безопасное существование людей. Например, медвежья лапа, подвешиваемая над входом в жилище. Картину религиозного синкретизма в витрине дополняют христианские атрибуты и фотографии, касающиеся деятельности Алтайской духовной миссии. Диорама «Родовое моление горам «Таг тайых» у хакасов» Тематику религиозного синкретизма продолжает диорама, посвященная испрашиванию плодородия с принесением в жертву коня – ызыха и ягненка в сочетании с камланием шамана. Моление «Таг тайых» устраивалось в начале лета поочередно сородичами одного из улусов. На невысокой горе вблизи улуса вкапывалась священная береза, обвешанная ленточками, цвета которых соответствовали четырем сторонам света. Рядом разводили два костра: один жертвенный, другой для приготовления пищи. Ритуал состоял из двух этапов. Первый состоялся накануне праздника: вечером шаман камлал в юрте устроителя моления. Второй этап также включал шаманское камлание, но уже на месте жертвоприношения и не с бубном в руках, а с березовой веткой – чельбегом. Он обходил по кругу священную березу и жертвенный костер. Помощник шамана вел за ним следом барашка белой масти с привязанной к его правой ноге красной ленточкой. Другой помощник разбрызгивал из жертвенной чашки айран по сторонам света и в костер. Туда же бросали и кусочки мяса от жертвенных животных. Остальное мясо варили для пиршества на другом костре. Шаман сопровождал все ритуальные праздники тюркоязычных народов Южной Сибири. Его бубен являлся своеобразным иконостасом. С помощью бубна и колотушки шаман мог проводить любое камлание, обходясь без стационарных молелен и храмов. Бубен соединял в себе различные ритуальные функции. Он олицетворял верховое ездовое животное, шкурой которого был обтянут, и на нем шаман совершал свои путешествия во время моления, или лодку, если на пути шамана к духам встречалось водное препятствие. Бубен служил каму и боевым оружием (луком), которым он поражал злых духов, и сигнальным музыкальным инструментом, созывающим духов-помощников шамана в начале камлания. На поверхность бубна наносились рисунки, отражающим представление о вселенной с ее трехчленной структурой: небесной, земной и подземной сферами. Краску (обычно из охры разных оттенков) наносили косточкой рябчика. Разрисованная поверхность бубнов аборигенов Притомья имела трехчастное деление: верхний мир – небо, средний – земля и нижний – подземный мир. В верхнем, большем по объему поле, солнце кун и месяц ай переданы в виде кругов со вписанным крестом, с лучиками-черточками. Месяцу отводилась правая сторона, солнцу – левая. Это соответствовало их летнему хождению и отражало время с весны до осени, когда шаманы могли путешествовать, пока небо не «замерзло». Рисовались также  кружки меньших размеров — утренняя заря танг чалмон и вечерняя заря ангар чолмон. Звезды изображались точками или крестиками. Рисунки светил помогали шаманам ориентироваться в «космосе» во время камлания. Под небесной сферой обычно изображалась горизонтальная полоса «Земля» с символами гор. Небесная и земная зоны не имели разграничительной линии, и мифические земные персонажи помещались непосредственно над изображением «Земли». Обитатели верхнего мира, выделенные Ульгенем владельцу бубна как духи-помощники, по мнению некоторых шаманов, жили на девяти небесах-ступенях, ведущих к Ульгеню. Чем выше жил дух-помощник, тем он считался сильнее. Под светилами в центре и с правой стороны изображались мифические птицы – посредники между Ульгенем и шаманом. Небесные духи пура или бура – мифические кони Ульгеня. Человеческие фигурки изображали тоже мифических существ, включая и шамана с его атрибутами – реального предшественника владельца бубна, чье изображение после его смерти включалось в разряд духов-помощников нового шамана. Слева или в центре верхней половины рисовали почитаемые деревья – березу, кедр, которые изображали с корнями. Такое изображение означало лестницу, ведущую к Ульгеню. Прямоугольная решетчатая фигура изображала сеть, с помощью которой шаман ловил душу чула. Под символом земли и гор поле отводилось для изображений персонажей подземного мира. Здесь рисовались слуги верховного божества подземного мира — Эрлика. Им принадлежала лягушка, «несущая» к владыке подземного царства сосуд с жертвенной брагой. Изображалась в нижней половине также чудовищная «рыба» Кар балык — самое крупное и, судя по усаженной длинными зубами пасти, самое свирепое животное подземного мира. Она являлась сильным спутником шамана, охраняющим от всяких опасностей в пути. Свидетельством ее могущества является и то, что Кар-балык могла перемещаться в верхний мир, где иногда встречается ее изображение. Изображались здесь также змеи, помогавшие шаману бороться с болезнями, и различные мифические персонажи, не имеющие аналогий с существами реального мира.