Новая страница 2

УДК 903.27 (571.1) "653"

А. Н. Мухарева

Кемеровский государственный университет

ул. Красная, 6, Кемерово, 650043, Россия

E-mail: mukhareva@mail.ru

Раннесредневековая изобразительная традиция

в петроглифах Алтае-Саянского региона и сопредельных территорий

Алтае-Саянское нагорье представляет собой единый в культурно-историческом отношении регион, в сложении истории которого участвовали разные народы. I тыс. н. э. характеризуется появлением на исторической арене тюркоязычных кочевников, оставивших после себя множество памятников, в том числе и изобразительных. Изобразительное искусство народов Алтае-Саянского региона в эпоху раннего средневековья представлено различными видами источников – предметами торевтики, роговыми изделиями, каменными изваяниями и т. д. В числе других памятников своеобразным и информативным источником являются наскальные изображения.

Для изобразительного искусства каждой эпохи характерен свой стиль, своеобразная изобразительная традиция. Такая традиция, сложившаяся в раннее средневековье на территории Алтае-Саянского региона, характеризуется целым рядом признаков. К ним мы относим особые пропорции туловищ животных, положение их ног, раскинутых в разные стороны в позе «летящего галопа»; точную передачу различных элементов, таких, например, как оружие, прически в виде длинных волос, распущенных или заплетенных в косы, одежда воинов, их головные уборы, и также иные реалии эпохи (например, седла и украшения конской сбруи, сосуды, юрты и др.). Подобные реалии, несомненно, способствуют атрибуции этих изображений.

Яркое представление о раннесредневековой изобразительной традиции дают петроглифы, являющиеся, пожалуй, самым массовым материалом среди изобразительных источников региона. Рисунки этого времени чрезвычайно разнообразны, что проявляется в технике их исполнения, в стиле, иконографии. Все это позволяет говорить о существовании нескольких самостоятельных стилистических групп в пределах одной эпохи, демонстрирующих разные варианты раннесредневековой изобразительной традиции в наскальном искусстве Алтае-Саянского региона. При анализе раннесредневековых наскальных изображений на основе стилистических характеристик автором выделяется четыре группы рисунков. Следует отметить, что далеко не все стилистические группы петроглифов можно этнически и хронологически атрибутировать, сопоставляя с аналогичными изображениями из надежно датируемых комплексов как, например, курыканские рисунки. Изобразительные варианты часто угадываются исследователями скорее интуитивно (алтайская, минусинская группы), так как не имеют твердых, обоснованных привязок. Так, Я. А. Шером уже в 80-х гг. ХХ столетия были намечены некоторые стилистические группы раннесредневековых петроглифов [Шер Я. А., 1980. С. 254-255]. Но, к сожалению, долгое время эта тема не получала должного развития. В настоящее время имеющиеся в нашем распоряжении источники дают возможность, не ограничиваясь общей датировкой, более аргументировано обосновать уже известные изобразительные варианты, а также выявить новые.

I. Первая стилистическая группа представлена резными и гравированными рисунками Алтае-Саянского региона. Это прочерченные, вырезанные тонкими линиями или выгравированные изображения, выполненные в реалистичной манере. Такие рисунки встречаются на многих памятниках региона – Оглахтинской и Сулекской писаницах (Минусинская котловина), в Кургаке, Калбак-Таше, Устю-Айры, Чаганке (Российский Алтай) и др. и считаются «эталонными» для изобразительного искусства данного периода. Прежде всего это фигуры различных животных, всадников и пеших людей, объединенные в композиции. Все изображения полны экспрессии и выполнены в единой манере: животные и всадники представлены стремительно мчащимися, быстрый бег животных передается раскинутыми в разные стороны ногами. Изображенные кони обычно с длинными распущенными хвостами. Распущены или заплетены в косы и длинные волосы всадников (рис. 1. 3-12).

Принадлежность этих рисунков к древнетюркскому времени строится по аналогии с «классическими» резными изображениями на роговой облицовке передней луки седла из алтайского древнетюркского могильника Кудыргэ, а также по гравировкам и реалиям на каменных изваяниях данной эпохи [Шер Я. А., 1980. С. 254; Окладников А. П., 1959. С. 124; Гаврилова А. А., 1965. Табл. I: 1, VI]. Сцена на роговой накладке из Кудыргэ, которую соотносят с периодом существования Первого тюркского каганата и датируют VI–VII вв. н. э. [Гаврилова А. А., 1965. С. 35], – один из основных надежно датированных источников, используемых для сопоставления с рисунками на скалах. Петроглифы в этой манере, также могут относиться к данному времени (рис. 1).

В схожей стилистической манере с алтайскими и минусинскими рисунками выполнены и некоторые петроглифы Тувы. Встречаются и более отдаленные аналогии: в подобной стилистической манере, например, выполнены согдийские композиции из Пенджикента, а также изображения на орлатской и тахтисангинской пластинах-накладках из Северной Бактрии. То есть, изобразительные источники еще раз подтверждают (причем наглядно!) разного рода контакты согдийского населения с кочевыми государствами кангюйцев и тюрков, широко известные по письменным и археологическим источникам.

Таким образом, данная группа изображений имеет надежно датированные аналогии и представляет собой самостоятельную стилистическую группу рисунков, встречающихся на довольно обширной территории.

II. Своеобразную стилистическую группу образуют петроглифы, представленные на Шишкинских скалах (Прибайкалье) и горе Большой Улаз (Минусинская котловина) (рис. 2).

Культурная и хронологическая атрибуция изображений на Шишкинских скалах, относящихся к курыканам – раннесредневековому кочевому населению Прибайкалья – была проведена П. П. Хороших [Хороших П. П., 1949; Хороших П. П., 1951] и А. П. Окладниковым [Окладников А. П., Запорожская В. Д., 1959] в 50-х гг. ХХ в. Датировка этих петроглифов эпохой раннего средневековья, а также их принадлежность курыканскому населению доказана находками точно таких же рисунков в курыканских поселениях: на плитках песчаника, астрагале из городища Манхай, а также фрагменте керамики из Унгинского городища [Окладников А. П., Запорожская В. Д., 1959. С. 109-110, рис. 43-48].

Курыканы в VI-X вв. н.э. были наиболее многочисленным и сильным народом Прибайкалья. А. П. Окладников приводит сведения китайских источников танского времени, согласно которым гулигань (курыканы) «кочевали по северную сторону Байкала», «земли гулиганевы на север простирались до моря и от столицы (Танской династии в Китае) чрезвычайно удалены». Согласно китайским данным, курыканы вместе со многими другими племенами входили в число уйгурских племен гаогюй или хой-хэ, являвшихся, по словам танской летописи, потомками хуннов. Основным занятием курыканского населения было скотоводство и, в первую очередь, разведение лошадей. Страна гулиганей, писали китайцы, производила «превосходных лошадей, которые с головы похожи на верблюда, сильны, рослы; в день могут пробегать по несколько сот ли» [Окладников А. П., Запорожская В. Д., 1959. С. 112-113].

Курыканские петроглифы отличаются своеобразным исполнением. Часть изображений имеет сходство с «классическими» рисунками древнетюркского времени: это динамичные сцены, в которых представлены всадники, преследующие убегающих животных. Для фигур животных характерна поза «летящего галопа», когда их ноги раскинуты в разные стороны (рис. 2. 4).

Четко выделяется и еще одна группа курыканских рисунков, имеющих сходство с таштыкской изобразительной традицией (рис. 2. 3). Особенно много в этой группе петроглифов фигур лошадей, в манере изображения которых уже были подмечены черты сходства с таштыкским искусством [Шер Я. А., 1980. С. 254]. И действительно, пластичность фигур, впечатление общей экспрессии изображений, передача ног животных, одна из которых вытянута вперед, а другая подогнута, «роднят» таштыкскую и курыканскую изобразительные традиции. На шишкинских скалах представлены высокие кони с узким длинным туловищем, с маленькой горбоносой головой, посаженной на круто выгнутой шее, с сильной мускулистой грудью и тонкими сухими ногами. По мнению А. П. Окладникова, здесь изображены лошади южного типа, «горячей крови», лучшими из которых являются ахалтекинские кони – представители среднеазиатских конных пород [Окладников А. П., 1959. Рис. 46-50, 59-65, 69; Окладников А. П., Запорожская В. Д., 1959. С. 114, рис. 49, 54]. Также на скалах присутствуют всадники на лошадях и различные животные, объединенные в сцены охоты. Охотники стреляют в зверей из луков, преследуют их с арканами. Есть и изображения двугорбых верблюдов, занимавших, по мнению исследователей, важное место в хозяйственной жизни курыкан.

А. П. Окладников при анализе Ленских писаниц приводит многочисленные параллели в культуре курыкан с иранским и среднеазиатским искусством, свидетельствующие о контактах населения. В то же время им отмечается и сходство с кыргызскими писаницами Енисея и искусством алтайских тюрков. И здесь и там передаются образы воинственных всадников со штандартами, с луками и саадаками, изображения животных (верблюды, кони); на плоскостях ленских и енисейских скал запечатлены охотничьи сцены, эпизоды боевых столкновений (Окладников А. П., Запорожская В. Д., 1959. С. 124-129).

Чрезвычайно похожи на курыканские петроглифы раннесредневековые наскальные рисунки памятника Большой Улаз, расположенного в Минусинской котловине – в значительной отдаленности от Прибайкалья [Леонтьев Н. В., Миклашевич Е. А., Мухарева А. Н., 2005]. Петроглифы этого памятника еще раз свидетельствуют о многогранности и сложности древнетюркской изобразительной традиции, а также открывают новые перспективы в изучении этого направления. Своеобразие улазинских средневековых изображений, также как и курыканских рисунков, заключается прежде всего в сочетании разновременных стилистических элементов. Помимо изображений, выполненных в «типичной» для древнетюркского времени манере (рис. 2. 2), значительная часть улазинских петроглифов представляет собой как бы смешение двух изобразительных традиций – таштыкской и древнекыргызской, – которые на других памятниках представлены в «чистом» виде. Здесь во многих композициях одновременно присутствуют изобразительные приемы, характерные как для древнетюркской, так и таштыкской эпох. При этом классических таштыкских изображений (в той манере, в какой они представлены на тепсейских плакетках) на этом памятнике нет, хотя способ изображения ног животных в размашистой рыси с характерно подогнутой передней ногой, встречается часто (рис. 2. 1). Возможно, что художники, оставившие свои произведения на скалах Большого Улаза, принадлежали другому народу, но испытали определенное влияние таштыкского искусства [Леонтьев Н. В., Миклашевич Е. А., Мухарева А. Н., 2005, с. 124].

Кроме таштыкского, в улазинских рисунках подмечены и другие влияния. Так, не совсем обычным для Минусинской котловины является «развернутая» демонстрация рогов козла (или барана). Изображения горных баранов с фронтально развернутыми рогами является характерной особенностью сасанидского искусства, встречаемой начиная с IV в. н. э. [Луконин В. Г., 1977. С. 210-211; Тревер К. В., Луконин В. Г., 1987. С. 26, 55-56, 58-59 и др.]. В Минусинской котловине аналогичным образом изображены рога баранов на Сулекской писанице. Иконографию этих и многих других изображений памятника также можно связать с сасанидским искусством [Кызласов И. Л., 1998. С. 41-43].

Уникальными можно считать и переданные с удивительным мастерством и экспрессией изображения коней, вставших на дыбы и пытающихся лягнуть друг друга. Эта сцена изображена на скалах Большого Улаза дважды, но больше нигде не встречена в Минусинской котловине. Мотив попарно борющихся коней, изображенных именно в такой позе, известен в наскальном искусстве Казахстана (Теректы Аулие) и Узбекистана (Сармишсай), хотя датировка таких рисунков остается открытой.

Среди раннесредневековых петроглифов Большого Улаза неоднократно встречаются сцены, представляющие верблюдов, бегущих свободно, ведомых всадниками на лошадях или верблюдов и лошадей с наездниками, следующими друг за другом. Любопытно то, что аналогичных сюжетов в петроглифах сопредельных территорий не встречено, несмотря на то, что там имеется значительное количество изображений всадников и на верблюдах, и на лошадях, не составляющих общих композиций.

Изображения верблюдов известны и на Шишкинских скалах, хотя среди курыканских петроглифов их намного меньше, чем на Сулеке и Улазах. По материалам А. П. Окладникова зафиксировано всего 3 фигуры. Это может говорить о более вероятном направлении распространения контактов с юго-запада на восток. Многочисленные среднеазиатские параллели в культуре курыкан были приведены еще А. П. Окладниковым при анализе Ленских писаниц [Окладников А. П., Запорожская В. Д., 1959. С. 124-129]. В любом случае полное и тщательное документирование петроглифов памятника Улазы на Среднем Енисее должно пролить свет на некоторые нерешенные вопросы раннесредневековой истории древних племен Южной Сибири.

Таким образом, улазинские петроглифы схожи с курыканскими не только по набору сюжетов и образов, но и по стилю. И для Шишкинских скал, и для Большого Улаза можно выделить две группы изображений, выполненных в общей технике и содержащих идентичные наборы сюжетов и образов, но несколько различающиеся между собой по стилю. Первую группу составляют рисунки, в которых сочетаются таштыкская манера изображения ног животных, уже получившая освещение в литературе [Савинов Д. Г., 1995] и выстриженные зубцами гривы лошадей. Вторую – петроглифы, выполненные в «древнетюркской» традиции, для которых присуще изображение животных с раскинутыми в разные стороны ногами.

III. Особую стилистическую группу образуют петроглифы Сулекской писаницы (Минусинская котловина).

Традиционно резные изображения основного местонахождения Сулекской писаницы относят ко времени кыргызского великодержавия, датируя и их, и сопутствующие этим рисункам рунические надписи VII–IX вв. [Евтюхова Л. А., 1948. С. 103]. Своеобразие же средневековых петроглифов комплекса заключается в том, что наряду с «классическими» изображениями древнетюркской эпохи, на памятнике встречаются рисунки, в манере исполнения которых присутствуют мотивы, характерные для искусства Ирана эпохи Сасанидов.

В литературе, начиная с И. Р. Аспелина, неоднократно отмечалось сходство изображенных в статичной позе животных Сулекской писаницы с сасанидским искусством. Так, по мнению И. Л. Кызласова, иранское художественное влияние отражают человекоподобные фигуры, вырезанные на плоскости и представляющие собой обособленную композицию с изображением древнетюркских божеств Тенгри и Умай [Кызласов И. Л., 1998. С. 43, рис. 5]. В сулекских рисунках зафиксированы такие широко используемые в изобразительной традиции Ирана эпохи Сасанидов элементы, как завязанный узлом хвост коня, изображения колчанов, расширяющихся книзу и др. [Appelgren-Kivalo J., 1931. Abb. 78, 79, 81]. Также здесь представлен лучник, стреляющий, обернувшись назад (рис. 3. 1).

Своеобразный прием стрельбы из лука, когда лучник стреляет на полном скаку, обернувшись назад, получает распространение в изобразительном искусстве Степной Евразии с I тыс. до н. э. (рис. 3). По мнению исследователей, мотив изображения всадника, стреляющего на всем скаку из лука, обернувшись назад, имеет определенную среднеазиатскую локализацию [Пугаченкова Г. А., 1981. С. 56]. Прием этот пришел из кочевой среды, откуда был заимствован и представителями городских цивилизаций. Так, в бактрийское искусство он проникает уже по крайней мере со времени сако-юечжийских вторжений. Именно так стреляет всадник-лучник в скульптурной композиции халчаянского дворца (около рубежа н. э.), прославляющей боевые доблести членов рода первого кушанского ябгу – Герая [Пугаченкова Г. А., 1981. С. 76]. Путь саков-юечжей пролегал от Сырдарьи к Амударье через долины и нагорья Согда, где этот прием стрельбы, вероятно, также издавна был воспринят от соседних номадов.

Тема всадника в летящем галопе, стреляющего на скаку, была популярна и в парфянском искусстве. К ней не раз обращался М. И. Ростовцев, который связывал ее иконографию со скифо-иранской, скифо-сибирской и сарматской средой [Ростовцев М. И., 1993]. В искусстве Ирана подобный мотив появляется не ранее времени Сасанидов и, очевидно, был заимствован из среднеазиатской среды лишь после захвата Бактрии-Тохаристана. В изобразительном искусстве Согда подобные приемы стрельбы из луков не выявлены. Но, как неоднократно отмечалось исследователями, самые северные вариации изображений «парфянского» всадника представлены в изобразительном искусстве Минусинской котловины [Савинов Д. Г., 2005. С. 20]. Все известные в Минусинской котловине изображения лучников стреляющих на полном скаку, обернувшись назад, относятся ко времени раннего средневековья. По мнению Д. Г. Савинова, на этой территории они являются одними из самых поздних [Савинов Д. Г., 2005. С. 20]. Подобные изображения в Минусинской котловине ограничиваются несколькими экземплярами: один – на Сулекских скалах и четыре – на бляшках из Копенского чаатаса (рис. 3. 1-3). Изображение лучника, стреляющего на полном скаку, обернувшись назад, есть и в сцене на знаменитом кубке из г. Красноярска который, однако, является случайной находкой (рис. 3. 4). При этом не исключено, что подобные изображения могут быть выявлены в дальнейшем.

Таким образом, данная серия изображений значительно отличается от известных рисунков этого времени, является немногочисленной и сосредоточена на небольшой территории. Возможно, что эти рисунки имеют «иранские» корни и «пришли» на территорию Минусинской котловины вместе с населением, запечатлевшим их на Сулекской писанице.

IV. Среди петроглифов Горного Алтая можно выделить еще одну своеобразную стилистическую группу. Новым и необычным является открытое сравнительно недавно и датированное В. Д. Кубаревым древнетюркским временем компактное скопление петроглифов в одном из пунктов комплекса Шивээт-Хайрхан, расположенного в долине реки Хар-Салаа (Монгольский Алтай) [Кубарев В. Д., 2001а; 2001б; 2001в; 2002; Кубарев В., Цэвээндорж Д., Якобсон Э., 2000 и др.]. Эти рисунки выдержаны в общем стиле и выполнены в единой технике – тщательной мелкой выбивкой (рис. 4. 1).

При сохранении характерных для раннего средневековья образов и сюжетов (всадники на лошадях, различные животные, объединенные в многочисленные сцены охоты), данные изображения стилистически значительно отличаются от остальных петроглифов эпохи. Фигуры животных и всадников представлены в движении, но это не обязательно стремительный бег, хотя сцены и отличаются определенной динамикой. Ноги животных, в том числе и лошадей, довольно длинные и тонкие, причем обычно показаны две ноги из четырех, бедро довольно четко прорисовывается. Хвосты лошадей длинные, распущенные, но не такие густые, как, например, на рисунках предыдущих групп, иногда довольно сильно изогнуты (рис. 4. 1). Подобное исполнение ног и хвостов лошадей характерно скорее для изображений эпохи раннего железного века, чем для раннего средневековья. По мнению В. Д. Кубарева, основанием для датирования этих петроглифов ранним средневековьем служат некоторые характерные детали, такие, например, как показ грив лошадей тремя выстриженными зубцами, демонстрация различных реалий (налучьев, колчанов, наконечников стрел, убранство коня и др.). Также способствуют атрибуции описываемых изображений рунические надписи и тамги [Кубарев В., 2003. С. 50-51].

Думается, что не все обозначенные детали однозначно указывают на принадлежность этих рисунков к эпохе раннего средневековья. Например, как уже неоднократно отмечалось, такой элемент изображений, как оформление гривы коня тремя зубцами, встречается и в более раннее время [Окладников А. П., Запорожская В. Д., 1959. С. 125-126; Шер Я. А., 1980. С. 38; Кубарев В. Д., 2001б. С. 104 и др.]. В схожей стилистической манере выполнены наскальные изображения Ешкиольмеса и Тамгалы в Казахстане (рис. 4. 2, 3), а так же Жалтырак-Таша в Киргизии (рис. 4. 4). Эти аналогии среди петроглифов сопредельных территорий, уже датированных ранним средневековьем, на наш взгляд, подтверждает атрибуцию алтайских рисунков. Тем не менее, вопрос об их датировке пока не может быть решен окончательно.

Возможно, данная группа отражает стадию формирования нового стиля или сочетания различных традиций. Не исключено, что дальнейшая работа и новые материалы смогут дать более обоснованную атрибуцию этим рисункам, но уже сейчас очевидно, что они также образуют самостоятельную стилистическую группу.

Таким образом, к настоящему времени на основании анализа петроглифического материала на территории Алтае-Саянского региона представляется возможным выделить несколько стилистических групп рисунков и, соответственно, несколько направлений в развитии раннесредневековой изобразительной традиции. К наиболее ранним петроглифам эпохи можно отнести изображения на Шишкинских скалах и горе Большой Улаз. Сочетание в них элементов кыргызской и предшествующей таштыкской изобразительных традиций указывает не только на раннюю дату этой стилистической группы, но и на компоненты, повлиявшие на ее формирование. Данная группа является результатом взаимодействия пришлой изобразительной традиции (кыргызской) с местным (таштыкским) вариантом. Формирование нового стиля или сочетание разных традиций отражает, вероятно, и стилистическая группа петроглифов, известных на территории Монгольского Алтая.

Гравированные рисунки Алтае-Саянского региона представляют «классический» вариант изобразительной традиции древнетюркского времени. Данная стилистическая группа является уже вполне сформировавшейся, яркой и надежно соотносится с древними тюрками. Более поздними в хронологическом отношении могут являться некоторые рисунки Сулекской писаницы, относящиеся к эпохе «кыргызского великодержавия» и отражающие иранские влияния.

Расширение корпуса источников в дальнейшем может способствовать культурной идентификации этих локальных вариантов, не последнюю роль в сложении которых сыграли различные формы взаимодействия многих народов (культурные, торговые, военные и др.). Различные контакты и миграции, о которых неоднократно говорилось в литературе, наглядно прослеживаются по изобразительным материалам Алтае-Саянского региона и сопредельных территорий, в которых четко выделяется целый набор общих признаков и повторяющихся элементов. Это общие стилистические черты (динамизм и экспрессия, особые пропорции фигур, расположение ног животных и т. д.), наличие единых канонов в раннесредневековом искусстве (прием стрельбы – обернувшись назад), схожий набор образов и сюжетов.

Различные культурные компоненты раннесредневековой изобразительной традиции, свидетельствуют о том, что в ее формировании принимали участие разные народы как Алтае-Саянского региона, так и сопредельных территорий, что и предопределило яркость и своеобразие этого феномена.

Список литературы

Гаврилова А. А. Могильник Кудыргэ как исторический источник по истории алтайских племен. М.; Л., 1965. 146 с.

Грязнов М. П. Древнейшие памятники героического эпоса народов Южной Сибири // АСГЭ. 1961. Вып. 3. С. 7-31.

Евтюхова Л. А. Археологические памятники енисейских кыргызов (хакасов). Абакан, 1948. 110 с.

Кубарев В. Д. Исследование петроглифов Алтая в 2001 г. // Вестник САИПИ. 2001а. Вып. 4. С. 8-11.

Кубарев В. Д. Сюжеты охоты и войны в древнетюркских петроглифах Алтая // Археология, этнография и антропология Евразии. 2001б. № 4 (8). С. 95-107.

Кубарев В. Д. Традиционные приемы и объекты охоты по мотивам наскальных изображений Алтая // Древности Алтая. Горно-Алтайск, 2001в. № 7. С. 155-159.

Кубарев В. Д. Всадники из Хар-Салаа // Материалы по военной археологии Алтая и сопредельных территорий. Барнаул, 2002. С. 3-11.

Кубарев В. Д. Алтай и Монголия: итоги и перспективы изучения наскального искусства // Древности Алтая. Горно-Алтайск, 2003. № 10. С. 46-58.

Кубарев В., Цэвээндорж Д., Якобсон Э. Петроглифы Шивээт-Хайрихана // Проблемы археологии, этнографии и антропологии Сибири и сопредельных территорий: Материалы годовой юбилейной сессии ИАЭ СО РАН. Новосибирск, 2000. Т. VI. С. 319-323.

Кызласов И. Л. Археологические и эпиграфические исследования на Саяно-Алтайском нагорье // АО 1994 года. М., 1995. С. 284-285.

Кызласов И. Л. Изображение Тенгри и Умай на Сулекской писанице // ЭО. 1998. № 4. С. 39-53.

Леонтьев Н. В., Миклашевич Е. А., Мухарева А. Н. Памятник наскального искусства Улазы на севере Минусинской котловины // Археология Южной Сибири. Сборник научных трудов, посвященных 60-летию со дня рождения В. В. Боброва. Кемерово, 2005. Вып. 23. С. 120-132.

Луконин В. Г. Искусство древнего Ирана. М., 1977. 232 с.

Марьяшев А. Н., Горячев А. А. Наскальные изображения Семиречья. Алматы, 2002. Изд. 2-е. 264 с.

Обыденнов М. Ф., Корепанов К. И. История изобразительного искусства Урало-Прикамского региона. Уфа, 2002. 235 с.

Окладников А. П. Шишкинские писаницы – памятник древней культуры Прибайкалья. Иркутск, 1959. 212 с.

Окладников А. П., Запорожская В. Д. Ленские писаницы. М.; Л., 1959. 198 с.

Пугаченкова Г. А. К датировке и интерпретации трех предметов «восточного серебра» из коллекции Эрмитажа // Средняя Азия и ее соседи в древности и средневековье (история и культура). М., 1981. С. 53-63.

Ростовцев М. И. Парфянский выстрел // Петербургский археологический вестник. 1993. № 5. С. 98-107.

Савинов Д. Г. О происхождении таштыкского стиля // Древнее искусство Азии. Петроглифы. Кемерово, 1995. С. 6-10.

Савинов Д. Г. Парадные седла с геральдическими изображениями животных // Археология Южной Сибири. Сборник научных трудов, посвященных 60-летию со дня рождения В. В. Боброва. Кемерово, 2005. Вып. 23. С. 19-24.

Советова О. С., Миклашевич Е. А. Хронологические и стилистические особенности среднеенисейских петроглифов (по итогам работы Петроглифического отряда Южносибирской археологической экспедиции КемГУ) // Археология, этнография и музейное дело. Кемерово, 1999. С. 47-74.

Тревер К. В., Луконин В. Г. Сасанидское серебро. Собрание Государственного Эрмитажа. М., 1987. 157 с.

Халилов Д. А., Кошкарлы К. О. Иконография двух серебряных блюд из Азербайджана // Художественные памятники и проблемы культуры Востока. Л., 1985. С. 77-81.

Хороших П. П. Писаницы на горе Манхай // КСИИМК. 1949. Вып. XXV. С. 127-131.

Хороших П. П. Наскальные рисунки на горе Манхай II (Кудинские степи) // КСИИМК. 1951. Вып. XXXVI. С. 191-195.

Черемисин Д. В. Результаты новейших исследований петроглифов древнетюркской эпохи на юго-востоке Российского Алтая // Археология, этнография и антропология Евразии. 2004. № 1. С. 39-50.

Шер Я. А. Петроглифы Средней и Центральной Азии. М., 1980. 328 с.

Шер Я. А., Миклашевич Е. А., Самашев З. С., Советова О. С. Петроглифы Жалтырак-Таша // Проблемы археологических культур степей Евразии. Кемерово, 1987. С. 70-78.

Appelgren-Kivalo J. Altaltaische Kunstdenkmähler. Helsinki, 1931. 126 S. (на нем. яз.).

Подписи к рисункам:

Рис. 1. Изображения раннего средневековья (I стилистическая группа):

1, 2 – резные изображения на роговой пластине из могильника Кудыргэ (по: [Гаврилова А. А., 1965. Табл. XV. 12]); 3, 4 – петроглифы горы Оглахты (по: [Советова О. С., Миклашевич Е. А., 1999. С. 67, табл. 7. 1]); 5, 8 – изображения Сулекской писаницы (по: [Appelgren-Kivalo J., 1931. Abb. 77]); 6 – петроглифы Ялбак-Таша (по: [Кызласов И. Л., 1994. С. 285, рис. 37]); 7 – петроглифы Кургака (по: [Кубарев В. Д., 2001а. С. 9, рис. 3]); 9-12 – петроглифы Чаганки (по: [Черемисин Д. В., 2004. С. 44, рис. 7, 8, 11])

Рис. 2. Изображения раннего средневековья (II стилистическая группа):

1, 2 – петроглифы горы Большой Улаз (по: [Леонтьев Н. В. и др., 2005. С. 125, рис. VIII; с. 126, рис. IX. 1; с. 127, рис. XII. 2; с. 128, рис. XIII; с. 129, рис. XV; с. 130, рис. XVI. 3]); 3, 4 – изображения Шишкинской писаницы (по: [Окладников А. П., 1959. С. 113, рис. 49; с. 114, рис. 50; с. 117, рис. 60, 61; с. 118, рис. 62, 63])

Рис. 3. Раннесредневековые изображения лучников, стреляющих на полном скаку, обернувшись назад на различных типах памятников:

1 – изображение Сулекской писаницы (по: [Appelgren-Kivalo J., 1931. Abb. 79]); 2, 3 – бляшки из Копенского чаатаса (по: [Евтюхова Л. А., 1948. С. 50, рис. 87]); 4 – изображение на кубке из г. Красноярска (по: [Грязнов М. П., 1961. С. 19, рис. 6]); 5 – изображение на блюде из г. Уфы (по: [Обыденнов М. Ф., Корепанов К. И., 2002. Рис. 102]); 6 – изображение на блюде из Шемахи (по: [Халилов Д. А., Кошкарлы К. О., 1985. С. 78, рис. 1])

Рис. 4. Изображения раннего средневековья (IV стилистическая группа):

1 – петроглифы памятника Шивээт-Хайрхан (по: [Кубарев В. Д., 2001в. С. 158, рис. 3; 2002. С. 9, рис. 4. а, б, г, е]); 2 – петроглифы памятника Ешкеольмес (по: [Марьяшев А. Н., Горячев А. А., 2002. С. 218, рис. 251]); 3 – петроглифы памятника Тамгалы (по: [Марьяшев А. Н., Горячев А. А., 2002. С. 122, рис. 57]); 4 – петроглифы памятника Жалтырак-Таш (по: [Шер Я. А. и др., 1987. С. 76, рис. 8. 1])

Список сокращений:

ИАЭ СО РАН – Институт археологии и этнографии Сибирского отделения Российской Академии наук

КСИИМК – Краткие сообщения Института истории материальной культуры Академии наук СССР

САИПИ – Сибирская Ассоциация исследователей первобытного искусства

ЭО – Этнографическое обозрение

Мухарева Анна Николаевна

Аспирант кафедры археологии КемГУ

Кемеровский государственный университет

Материал поступил в редколлегию 15. 03. 2007